Евгений Белогорский - Восточная война [СИ]
Услышав имя своего недруга, Михаил Павлович моментально сделал боевую стойку и заговорил. Хорошо зная нравы господина канцлера, Ардатов нисколько не сомневался в том, что после подписания мира, Нессельроде попытается под благовидным предлогом отдалить его от императора. Как говорил великий Шекспир «мавр сделал свое дело и он может удалиться». Сказанное государем полностью подтвердили подозрения князя и, используя благоприятный момент, Ардатов устремился в атаку.
- Появление объединенной Германии, за которую так ратует Бисмарк, дело не сегодняшнего и даже не завтрашнего дня. Для реализации подобной идеи любому государству понадобятся десятилетия и пруссаки не исключение, государь. Бисмарк очень способный малый, но нет полной уверенности, что у него получиться, так как он того хочет. Германия слишком разношерстна и лоскутна, и не каждый правитель княжества и королевства имеет схожие с Бисмарком взгляды на будущее немецких земель – убежденно произнес князь, наклонившись к царю.
- Но именно для быстрого и бесповоротного разрешения этих разногласий Бисмарк и формирует армию нового образца. И каково будет наше положение, когда через десять лет, мы будем иметь на своей границе прусские дивизии вооруженные новыми винтовками? Может, нам более не следует поддерживать Бисмарка в его делах и с помощью дипломатии сохранить Германию в её нынешнем состоянии? – осторожно спросил император, явно повторяя аргументы господина канцлера.
- Во-первых, из одного солдата нельзя сразу сделать двух, как и нельзя за несколько лет превратить прусский ландвер в сильную армию. Для этого нужно время, много времени и ты государь знаешь не хуже меня. Во-вторых, главным противником Пруссии в деле возрождения германской империи является Австрия и именно против неё, в первую очередь будут направлены штыки армии короля Вильгельма. И, в-третьих, у пруссаков нет к нам территориальных претензий в отличие от французов, с которыми они рано или поздно, но обязательно столкнуться. Берлин желает вернуть себе Эльзас и Лотарингию, Париж стремиться передвинуть свою границу к Рейну. При таком положении дел, спокойствие нам на западной границе лет на десять, пятнадцать гарантирован – парировал Ардатов, и государь согласился с ним.
– Поэтому, чем дольше будет немецкая заноза находиться в австрийском заду, тем больше будет выгоднее нам. Только так, мы сможем обеспечить себе лояльность Вены, двинув свои полки на Стамбул, в поход для освобождения братьев славян. Только прусская угроза удержит австрийцев от соблазна нанесения нам нового удара в спину. Или ты уже веришь, что только жуткое стечение обстоятельств заставило австрийского императора примкнуть к коалиции наших врагов. И Франц Иосиф уже друг нам? – спросил князь, удивленно вскинув брови.
Вопрос Михаила Павловича вызвал у венценосца бурю эмоций. Сомнения и тревога отчетливо читалась на его лице, и чем дольше Николай молчал, тем радостнее в душе становился Ардатова. Наконец царь прервал молчание и изрек:
- Скажу честно, я был бы рад установить прочный мир с Австрией, но я не готов назвать императора Франца Иосифа своим другом. Возможно, потом мы сможем восстановить наши прежние дружеские отношения и тогда…
- Тогда тебе государь следует навсегда позабыть об изгнании турок с Балкан и образовании славянского союза. Вена уже на деле доказала, что никогда не допустит этого так же, как и не согласиться на присоединения к нам Стамбула. Вспомни, австрийцы всегда платили черной неблагодарностью за оказанную им помощь. Тебе за подавление восстания венгров, твоему брату Александру сговором с Наполеоном, твоему отцу за освобождение Суворовым Италии от французов. Так можно ли верить коварному соседу, планируя совершить новый поход на турков ради освобождения славян? Стоит ли вновь наступать на те же грабли и поворачиваться спиной к нечистому на руку партнеру?
- Нет, нет и нет – решительно произнес император и Ардатов возликовал в душе. Идеи панславизма для Николая оказались более весомыми и важными, чем канцлер Нессельроде с его симпатией к Австрии.
- Я не имею ничего личного против Карла Васильевича, он служил все эти годы тебе государь, верой и правдой, однако он упорно продолжает путать интересы России и свои личные симпатии к князю Меттерниху. И как не прискорбно это звучит, но изменить свои мировоззрения он уже никак не может. В его года свои симпатии уже не меняют – энергично добивал своего недруга Ардатов – Единственное, в чем я с ним согласен, так это в том, что раздробленная Германия для нас более выгодна и привлекательна, чем единая, крепкая империя. Действия Бисмарка, обязательно нужно держать под контролем и, на мой взгляд, у тебя уже есть достойная кандидатура.
- Князь Горчаков? – быстро сказал император и Ардатов радостно кивнул ему.
- Ты сам, государь назвал этого человека. У него уже сложились доверительные отношения с Бисмарком, а в дипломатии это дорогого стоит.
Император одобрительно кивнул головой, и Михаил Павлович одержал ещё одну важную для себя победу. Через два дня после этой беседы Нессельроде оставил пост министра иностранных дел, а через месяц и пост канцлера. На небосклоне русской дипломатии стремительно восходила новая звезда русской дипломатии, князь Горчаков.
Пока в Петергофе велись государственные беседы, по зимним дорогам к Петербургу, медленно, но верно приближалась почтовая тройка, в которой находился князь Ширинский с живым подарком турецкого султана.
Девушка была на диво скромна, учтива и мила. Она отважно переносила тяготы походной жизни, мужественно терпела русские холода. Всякий раз, когда Ширинский обращался к ней, приветливо улыбалась и с помощью Алексея принялась учить русские слова.
Все было хорошо, но только один факт несколько смущал адъютанта Ардатова. В личных вещах своей спутницы он случайно обнаружил один предмет, совершенно не подходивший к обычному набору женской красоты. Это был короткий острый стилет с костяной рукояткой, аккуратно завернутый в простые кожаные ножны. Глядя в миловидное лицо девушки, князь никак не мог разрешить эту загадку. Был ли этот стилет оружием обороны, столь необходимый для обитательницы султанского сераля, или же являлся скрытой угрозой для жизни «Ардат паши», повергшего своими деяниями в ужас весь Стамбул.
Возможно, именно этими тревожными мыслями и был порожден сон, приснившийся Алексею на одной из остановок по пути в Петербург. В нем князь отчетливо видел гостиничный номер, заполненный трясущейся от страха прислугой и взволнованными полицейскими чинами. Все они суетно ходили и повторяли «Не может быть!», «Как так!?». Главной причиной этого переполоха являлся Михаил Павлович Ардатов, неподвижно лежавший на широкой гостиничной кровати. На нем не было следов крови или другого насилия, но для Алексея хватило одного взгляда, чтобы понять, что его командир мертв.
Но ещё большее открытие ждало его в маленькой комнате для прислуг. Там на полу, в белой ночной рубашке лежала черноволосая красавица, из груди которой торчала рукоятка найденного князем стилета. Немигающие черные глаза с немым укором смотрели Алексея, словно коря его за неведомый проступок.
Что-то мелькнуло, и перед князем предстала часовня, в которой одинокая императрица горько плакала на груди у одетого в парадный мундир Ардатова, жалобно причитая. Видел он так же и государя императора, сильно осунувшегося и поседевшего, с непокрытой головой идущего за похоронным катафалком. Когда же царь проходил мимо застывшего в испуге князя, то из его уст отчетливо прозвучало: «Теперь мой черед».
В холодном поту и испуге проснулся Алексей среди ночи. Пламя ночника яростно трепетало, отбрасывая на стены причудливые тени. Все было тихо. На соседней кровати спала служанка Ардатова живая и здоровая. Желая удостовериться в этом, князь спустил ноги с кровати и в этот момент его взгляд упал на эфес сабли лежавшей на стуле. И в тот же момент, чей-то искусительный голос стал призывать его разрешить терзавшую душу проблему. Молодой человек чуть потянулся вперед и тут, красавица повернула к нему свое лицо и улыбнулась во сне.
От этой улыбки Алексея словно обдало кипятком, и он отпрянул назад, устыдившись своих мыслей. Нет, не мог потомок славного дворянского рода быть судьей человеку, ничем не провинившимся перед ним.
Долго еще не мог заснуть этой ночью князь, вертясь на постели с боку на бок, пока сон не сомкнул его очи. Тяжко было на молодой душе, но ответ на вопрос, могло дать только время.
